Геннадий Голобоков - художник фантаст
А сам рисовал, не выпуская из рук карандаша ни на уроках, ни на переменах. На любом клочке чистой бумаги он набрасывал портреты друзей, тихие балаковские улочки, любимую Волгу. Его работы брали на городские выставки, посылали в Саратов. Через год Гена должен был получить аттестат зрелости, но случилось несчастье. В солнечный летний день 1951 года все, о чем он мечтал, вдруг оказалось недостижимым.
Неудачный прыжок во время купания— перелом шейного отдела позвоночника. Шло время, одна больница сменяла другую. Он начинал понимать, что ему уже не подняться с постели.
...Подрамник помещался на груди. Одной рукой Голобоков держал картину, другой — кисть. Руки быстро уставали. Иногда после единственного мазка он просил отставить полотно. Рука с кистью едва дотягивалась до середины холста. Чтобы дать возможность Геннадию писать верхнюю часть картины, её переворачивали. Приходилось с этим мириться.
...Подрамник помещался на груди. Одной рукой Голобоков держал картину, другой — кисть. Руки быстро уставали. Иногда после единственного мазка он просил отставить полотно. Рука с кистью едва дотягивалась до середины холста. Чтобы дать возможность Геннадию писать верхнюю часть картины, её переворачивали. Приходилось с этим мириться.
Так работал самодеятельный художник Геннадий Григорьевич Голобоков. Он не сдался. Он знал, что человек может победить любые обстоятельства, если у него хватит мужества для борьбы.
Творческий путь художника начинался с полотен, посвященных прошлому и настоящему любимой Родины, труду молодежи в городе многих ударных комсомольских строек. Он рисовал парней и девушек, причастных к преображению Балакова. Главный герой — молодой, счастливый и сильный человек-созидатель.
Вскоре к Голобокову пришло признание. На Всесоюзных и Всероссийских выставках самодеятельных художников Геннадий получает несколько наград, а в юбилейном 1967 году становится лауреатом Всесоюзного фестиваля самодеятельного изобразительного искусства, ему вручают диплом и медаль. Но самый высокий творческий взлет ждал его впереди, когда он обратился к научной фантастике.
Раздумьям о будущем, о призвании и возможностях человека посвящены все картины Голобокова. Главную тему своего творчества художник определил так: психология людей будущего. Впоследствии в статье, подводящей итоги короткой жизни Г. Г, Голобокова, журнал «Техника — молодежи» напишет:
«Пожалуй, именно за Голобоковым можно признать приоритет зачинателя направления «психологической фантастики» в научно-фантастической живописи».
Пробовал свои силы Г. Голобоков и в поэзии. Его «космические» стихотворения, как и картины, привлекают читателя прежде всего остротой поставленных проблем, размышлениями о путях человечества, о будущем Homo sapiens — человека разумного.
Стихи Г. Голобокова неоднократно печатались на страницах областных газет, журнала «Техника— молодежи». В 1986 году в издательстве«Молодая гвардия» вышел коллективный сборник«Последняя высота», самая большая поэтическая тетрадь его принадлежит перу Геннадия Голобокова.
Стихи Г. Голобокова неоднократно печатались на страницах областных газет, журнала «Техника— молодежи». В 1986 году в издательстве«Молодая гвардия» вышел коллективный сборник«Последняя высота», самая большая поэтическая тетрадь его принадлежит перу Геннадия Голобокова.
«Аэлита»
Так бывает:
Сомкнешь глаза,
Но тревога — снежком по телу
Будто что-то недосказал,
Будто что-то еще не сделал.
Будто,
Спугнутый с белых снов
В сумрак комнат,
Быльем обжитых,
Вдруг ворвется печальный зов
С болью свыкшейся Аэлиты.
Сигаретный угар не впрок,
Бесполезна махорка даже
Не умерить,
Не слить, как сок,
Неспокойную с сердца тяжесть
Не понять, не простить слезу.
Но откуда он, этот камень?
И тогда-то — озон в грозу —
Думы думаются стихами,
Окон рамы - огням враспах
Волжских бакенов,
Фарам КРАЗов
И чуть слышному — крыльев взмах —
Поцелую под старым вязом.
И тогда-то, в полночной мгле,
Понимаешь до дрожи в теле
Обреченный порыв к Земле
Марсианки не знавшей Землю.
А вдоль скверов,
Как страсть страды,
Вновь ликует земная ласка,
Аэлита!
Тоска звезды!
Как прекрасно, что ты всего лишь сказка!
Ведь в туман марсианских дней
Лишь одно бы твердила жалость:
- Плачь, далекая, плачь сильней!
Это все, что тебе осталось...